Поговорив немного о пустяках, Джулия переменила тему:

— Рейч, а что произошло на похоронах? Я попросила своего отца послать от моего имени цветы и приложить открытку. Габриель увидел цветы, но не понял, почему я их послала.

— Я слышала об этом. Скотт сказал мне, что цветы от тебя, но открытка куда-то исчезла. У меня даже не было возможности объяснить Габриелю что к чему. Потом у них со Скоттом опять началось выяснение отношений. Я и так была в жутком состоянии, а тут мне еще пришлось следить, чтобы один не выкинул другого в окно или не расшиб голову о кофейный столик.

Джулия сразу вспомнила осколки и кровь на белом ковре.

— Ну почему им постоянно нужно выяснять отношения?

— Не постоянно. Раньше они неплохо ладили. А потом Габриель поехал учиться в Гарвард, и его словно подменили…

Рейчел умолкла. Видно, воспоминания были слишком уж тяжелыми. Джулия не стала допытываться.

— После того страшного дня… помнишь, наверное… Габриель несколько лет не появлялся у нас. Даже не звонил. Потом приехал, но заявил, что ночевать будет в гостинице. Для мамы это было как пощечина. А Скотт закусил удила. Сказал, что никогда не простит Габриелю издевательств над матерью. Скотта тоже можно понять, — продолжала Рейчел. — Он ведь очень уважал Габриеля. Гордился им и вдруг… Даже не знаю, как бы без Эрона я все это выдержала. Наверное, убежала бы навсегда.

— Неблагополучная семья все же лучше, чем вообще никакой, — тихо произнесла Джулия.

— Это ты точно сказала, — вздохнула Рейчел. — Были Кларки, а теперь — неблагополучная семья. Умершая мать, пришибленный горем отец, разозленный кабан Скотт, семейная паршивая овца Габриель. А я, наверное, что-то вроде серой куропатки на грушевом дереве.

— У Скотта есть женщина?

— Была. Они работали вместе. Потом расстались, незадолго до маминой болезни.

— Сочувствую ему.

— Моя семья сейчас — бесплатная экранизация какого-нибудь диккенсовского романа. Нет, даже хуже. Мы чудовищная смесь Артура Миллера и Джона Стейнбека с добавками Толстого и Достоевского.

— Неужели действительно все так плохо?

— Да. У меня такое чувство, что у нашей семьи есть еще один пласт. Подспудный, от Томаса Харди. А ты знаешь, как я ненавижу этого писателя. В школе я называла его мозгозасерателем. С тех пор мое мнение о нем не изменилось.

Услышав это, Джулия искренне пожелала, чтобы будущая жизнь Рейчел Кларк больше соответствовала «Мэру Кэстербриджа», чем «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» или, не приведи господи, «Джуду Незаметному».

К сожалению, Джулия не задумалась о том, какой из романов Харди наилучшим образом отображает ее собственный опыт…

— После маминой смерти мы… как будто фундамента лишились. Или еще чего-то, на чем дом держится. Кстати, о доме. Отец теперь говорит, что намерен уйти на пенсию. Он хочет продать дом и переехать в Филадельфию, поближе ко мне и Скотту. Когда он спросил Габриеля, не возражает ли тот против продажи дома, наш гениальный братец весь побагровел, хлопнул дверью и исчез. Явился лишь под утро.

Джулия слушала ее, теребя в руках новую сумку. Что-то в словах Рейчел глубоко задело ее. Опять явились непрошеные слезы. Усилием воли Джулия отогнала их и, чтобы занять себя, заварила новую порцию чая.

— Слушай, а что за гадость сказал тебе мой братец, когда вы с ним танцевали? — Этот вопрос давно вертелся у Рейчел на языке. — Мой испанский — в зачаточном состоянии, но «Besame Mucho» — потрясающая песня! Ты хоть вслушивалась в слова?

Джулия сосредоточенно возилась с заварочным чайником. Врать Рейчел ей не хотелось. Сказать правду она не могла. Оставалось — сказать часть правды.

— Ему было никак не успокоиться по поводу того, что я девственница.

— Подожди, а как он узнал?

— Наблюдая за моими реакциями.

— Дантовед хренов! — не выдержала Рейчел. — Ему-то какое дело? Ничего, я еще успею погладить его против шерсти. У него спальня такими снимочками увешана, что…

— Рейчел, пожалуйста, не надо ему ничего говорить. И почему я должна скрывать свою девственность? Разумеется, я ею не щеголяла. Представляю, какая была бы у него физиономия, если бы я на первом семинаре встала и сказала: «Здравствуйте, профессор Эмерсон. Я Джулия Митчелл, девственница из городка Селинсгроув в штате Пенсильвания. Рада с вами познакомиться».

— Он избалован женским вниманием. Но это приедается. А мы с тобой вчера были единственными женщинами в «Лобби», кто не собирался прыгать ни в чью постель. Я, как его сестра, не в счет. Оставалась ты. Он, наверное, забыл, когда в последний раз видел живую девственницу. — (Джулия молчала, не желая вспоминать их танец.) — Когда ты вернулась после танца, на тебе лица не было, словно ты встретила призрака. Я сразу представила, как ты выглядела в тот вечер, когда застала Сай…

— Не надо, Рейчел! Я и сейчас не могу говорить про тот вечер. Даже думать не могу.

— Если бы он так повел себя со мной, я бы сбила его машиной. Думаю, еще не поздно. Он по-прежнему в Филадельфии? Дай мне его адресок.

— Рейчел! — почти закричала Джулия, обхватывая себя за плечи.

— Прости, я сболтнула глупость. — Рейчел обняла ее, как испуганного ребенка. — Ты еще будешь счастливой. Тебе встретится замечательный парень, вы полюбите друг друга, поженитесь. У вас родится чудесная девочка, и будете вы жить счастливо где-нибудь в Новой Англии. Если бы я была писательницей, то так и закончила бы роман о тебе.

— Надеюсь, когда-нибудь так и будет. Хочется верить, что счастье не закрыто даже для меня. А иначе… жизнь теряет смысл.

— Ты больше, чем кто-либо, заслуживаешь хеппи-энда наяву, — улыбнулась Рейчел. — После всех бед ты не стала ни злой, ни желчной. Твое сердце не превратилось в кусок льда. Если ты застенчива и немного старомодна, тебе это лишь добавляет очарования. Будь я королевой фей, то мгновенно исполнила бы все желания твоего сердца. Я бы сделала так, чтобы у тебя больше не было причин плакать. Мановением волшебной палочки я бы написала роман о твоей жизни и заставила бы Габриеля прочитать его от корки до корки. Ему было бы чему поучиться у мисс Митчелл. — Рейчел разжала руки и некоторое время собиралась с мыслями. — Возможно, я прошу у тебя слишком много, но скажи… ты будешь присматривать за Габриелем?

Джулия разливала чай, и Рейчел не увидела ее лица. Хорошо, что не увидела.

— Боюсь, твоя просьба невыполнима. Габриель не испытывает ко мне ничего, кроме презрения. Все эти дни он просто терпел меня, поскольку не хотел тебя огорчать.

— Джулия, тебе показалось. Все совсем не так. Я видела, как он смотрит на тебя. Он бывает… холодным. Но если он кого и ненавидит, то лишь своих биологических родителей и самого себя. Он не подвержен ненависти. У него нет ненависти даже к Скотту, это какое-то совсем другое чувство.

— Я бессильна что-либо сделать, — пожала плечами Джулия.

— Я и не прошу тебя что-то делать. Просто держи глаза открытыми. Если увидишь, что он начинает… как-то странно себя вести, или если почувствуешь, что с ним беда, обязательно позвони мне. В любое время суток. — (Джулия поверить не могла, что Рейчел обращается к ней с такой просьбой.) — Джулия, я не шучу. Я очень опасаюсь, как бы после маминой смерти его опять не захлестнула мрачная полоса. Я не могу его снова потерять. Иногда я вижу его стоящим на вершине невероятно высокой скалы, на самом краю. Малейшее движение, вздох или дуновение ветра — и он полетит вниз… Я не могу этого допустить.

— Хорошо, Рейчел. Я сделаю все, что в моих силах, — шепотом пообещала Джулия.

— Я очень рада, что ты оказалась здесь. Мне намного спокойнее. Ты можешь стать его ангелом-хранителем. — Она невесело рассмеялась: — Может, ему передастся частичка твоей удачи.

— Я притягиваю к себе только несчастья. Кому, как не тебе, этого не знать?

— А Пол? Разве это не частичка удачи? По-моему, очень милый парень. — (Джулия улыбнулась.) — Пол ни за что бы не стал насмехаться над тобой, если бы узнал, что ты…