— Почему ты замолчала, Рейчел? «Девственница» — вовсе не обидное слово. Меня оно не оскорбляет. Ты права, Пол не стал бы насмехаться надо мной. Но мы с ним не говорим о таких вещах.

Они посидели еще немного.

— Ну, мне пора, — сказала Рейчел. — Надо еще собраться, а потом Габриель отвезет меня в аэропорт. — Она достала мобильный телефон и вызвала такси. Они обе спустились вниз. — Когда я разгребу огромную пирамиду больших и малых дел, то займусь свадьбой. И ты у меня будешь подружкой невесты.

В этом предложении не было ничего неожиданного, но у Джулии выступили слезы.

— Обязательно буду. Ты сообщи заблаговременно. Я приеду и помогу тебе с приготовлениями.

Подъехало такси. Рейчел забралась в салон и послала Джулии воздушный поцелуй.

— Как я боялась лететь в Торонто. А теперь радуюсь, что побывала здесь. Хотя бы два важных куска моей жизни вновь соединились. Но если только Габриель будет продолжать свои штучки, сразу же мне звони. Я примчусь ближайшим рейсом и вправлю ему мозги!

Рейчел вовсе не считала себя святой. Но, как настоящая святая, она успела сотворить благое дело и посеяла семена, которым предстояло взойти и расцвести… пусть и весьма странным образом.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Был вторник. Время перевалило за три часа дня. Джулия и Пол сидели в «Старбаксе» на Блур-стрит и наслаждались горячим кофе. Они уютно устроились на пурпурном бархатном диванчике, сидя почти рядом, но оставив между собой несколько дюймов диванного пространства. Это позволяло Полу молча восхищаться ее красотой, а Джулии — видеть его большие добрые глаза и не испытывать дискомфорта.

— Тебе нравится группа «Найн инч нейлз»? — вдруг спросила Джулия, зажав в ладонях чашку.

Вопрос застал Пола врасплох.

— Нет. Не мое это, — ответил он и даже передернул плечами. — У меня от Трента Резнора голову схватывает. Я его еще могу слушать, когда он подпевает Тори Амосу, и то недолго. А тебе они нравятся?

— Совсем нет. Просто спросила.

Пол сунул руку в портфель и достал футляр с CD-диском.

— Мне нравится вот такая музыка. Под нее я могу писать диссертацию.

— «Хем»? [9] — Джулия вертела в руках футляр. — Впервые слышу о них.

— Думаю, одна из их песен тебе понравится. Это «Half Acre». Возможно, ты даже ее слышала. Она звучит фоном рекламы какой-то страховой компании. Приятная мелодия. Никто из исполнителей не кричит, не вопит и не требует, чтобы ты тра… — Пол осекся и покраснел. Находясь рядом с Джулией, он усердно старался следить за своим лексиконом, что удавалось далеко не всегда.

Джулия вернула ему футляр. Пол покачал головой:

— Ты не поняла. Я купил это для тебя. «Rabbit Songs». [10] Как раз для Крольчихи.

— Спасибо, но я не могу взять.

Ее отказ явно задел Пола. Даже обидел.

— Почему не можешь?

— Не могу, и все. Но я благодарна тебе за заботу.

Взгляд Пола упал на новенькую кожаную сумку, стоявшую справа от Джулии. Даже при своем недостатке проницательности он быстро сообразил, что это чей-то подарок.

— Смотрю, тебе подарили симпатичную сумку. Удобная штука. Ранний рождественский подарок от бойфренда?

— У меня нет бойфренда, — нехотя призналась Джулия. — Эта сумка — подарок моей лучшей подруги в память о ее матери. Эта женщина не так давно умерла.

— Извини, Крольчиха. Я не знал.

Пол коснулся ее руки. Диск он не убрал, а положил на диванчик между ними. Джулия запустила другую руку в сумку и вытащила профессорский диск. Пальцы правой руки так и покоились в лапище Пола.

— Ну как мне убедить тебя взять мой подарок? — растерянно спросил Пол, пряча диск с «Реквиемом» к себе в портфель.

— Наверное, никак. Я получила слишком много подарков. Боюсь избаловаться.

— И все-таки я попробую тебя убедить. Смотри, какие у тебя маленькие ладошки. Совсем как дождевые капельки.

Ладошка Джулии, лежащая на его широкой ладони, и впрямь казалась крошечной.

— Какое интересное сравнение. Ладошки как дождевые капельки. Ты сам придумал такое сравнение?

Пол поднес ее ладонь к свету и стал внимательно изучать линии, водя по ним большим пальцем. Джулия молила богов хиромантии, чтобы Пола не потянуло гадать ей по руке.

— Что? Сам? Нет. Мне бы мозгов не хватило. Я немножко изменил строчку из стихотворения Каммингса. Оно называется «там куда я никогда не странствовал». Чудной был поэт. Не признавал заглавных букв, правил пунктуации, вечно конфликтовал с грамматикой. Ты читала его стихи?

— Нет. Каммингса я не читала, но с удовольствием бы прочла, — сказала Джулия, устыдившись, сколько всего она не знает.

— Тогда я тебе обязательно почитаю, — пообещал Пол, радуясь такой возможности.

— Буду ждать.

— Это, конечно, не Данте, но тоже красивые стихи. — Его большой палец медленно скользил вдоль линии жизни на ладони Джулии. — Знаешь, это стихотворение чем-то похоже на тебя. Ты — это земля, куда я никогда не странствовал. Нежная такая земля с очень маленькими ручками.

Джулия наклонилась, чтобы он не видел зардевшихся щек, и отхлебнула кофе. Но свою руку она по-прежнему не убирала. Тем временем ее древний пурпурный свитер, подчиняясь движению тела, слегка сполз с плеча, обнажив пару дюймов лямки белого хлопчатобумажного лифчика на фоне алебастрово-белой кожи.

Зрелище было весьма соблазнительным, однако Пол и здесь проявил свою приверженность старомодным традициям. Избегая глядеть на обнажившееся плечо, он подтянул ей свитер, вернув тому пристойный вид.

— Так лучше, — пробормотал он и почти сразу же снова взял ее ладошку в свою.

Джулия, затаив дыхание, следила за его действиями. Это было похоже на замедленную съемку. Простой дружеский жест тронул ее до глубины души. Жест был интимным, но очень целомудренным. Пол… прикрыл ее наготу. Если не так возвышенно — прикрыл совсем невинную часть ее тела. Однако ему не хотелось, чтобы чьи-то глаза сладострастно скользили по ее обнаженному плечу. Этот жест такта и уважения стоил десятков и сотен красивых слов о такте и уважении. Вергилий чтил ее.

Но Пол был вознагражден за свой рыцарский жест. Это открыло ему путь к ее сердцу. Не весь путь, пока лишь Преддверие, если выражаться поэтическим языком. Простое движение, а как много оно рассказало Джулии о душе этого парня. Узнав, что она девственница, Пол не позволил бы себе даже легкой усмешки. Наоборот, отнесся бы к этому с должным уважением. Возможно, стал бы еще бережнее ее опекать.

Этот парень с вермонтской фермы не только не позволил бы себе смеяться над ее девственностью. Он бы никому не сказал ни слова. Он бы счел, что ему доверена тайна, которую надо хранить. Естественно, Пола воротило от песни «Найн инч нейлз», призывавшей трахаться, как животные, и не особо церемониться друг с другом. Теоретически Джулия знала о существовании группового секса. В фильмах ей иногда встречались фразы вроде: «Эй, одолжи мне свою телку на ночь». Джулия не завидовала тем, кто решился бы обратиться с подобной просьбой к Полу.

Неожиданно для себя она наклонилась и поцеловала Пола. Поцеловала стыдливо и целомудренно. От этого поцелуя кровь не застучала в висках, а по телу не разлился огонь. Его губы были мягкими, а поцелуй — робким. Ей даже показалось, что этот порыв его испугал. Джулия тут же пожалела о содеянном.

А еще она пожалела, что целовала не губы Габриеля и что этот ее поцелуй совсем не был похож на те, в старом яблоневом саду.

Восторг от рыцарского жеста Пола сменился невыразимой грустью и досадой на саму себя. Зачем шесть лет назад ей было позволено вкусить то, чем она уже никогда более не сможет насладиться? Ей показали кусочек рая и этим ее разрушили. Большое красное яблоко было не просто яблоком со старой яблони. Теперь-то она понимала, чем оно было. Плодом с Древа познания.

Джулия тут же отстранилась от Пола, удивляясь своей дерзости и боясь, что испортила впечатление о себе. «Что он обо мне подумает? Неужели я оттолкнула единственного друга во всем Торонто?»